Мажором Славика считали многие. В том числе и я.
Вернее, особенно я. Уж слишком была велика разница между этим мальчиком, ездившим на собственном автомобиле и мной, девочкой из скромной, просто очень скромной семьи.
И ладно бы еще мои родители были только не слишком обеспеченными. Увы, все обстояло гораздо хуже. Они потихоньку спивались, и мне, чтобы хоть как-то одеваться и хотя бы иногда покупать себе хоть какую-ту еду, пришлось начать работать лет в четырнадцать.
Я тогда уже умела очень неплохо шить, и брала у знакомых заказы. Впрочем, заказы были не всегда, и в самые тяжкие моменты я бралась за что угодно – даже мыла подъезды. Уставала я не столько от этого мытья, сколько от дороги на работу – чтобы не столкнуться с кем-то из знакомых, я бралась мыть лестницы на другом конце города.
На вечеринку, утроенную моими сокурсниками, почему-то (вот уж не ожидала) пригласили и меня. Конечно же, мне хотелось выглядеть достойно. Платье я сшила сама – пришлось посидеть пару ночей за швейной машинкой. Прическу мне смастерила одна приятельница, из косметики на лице – только тушь для ресниц.
В общем, все по минимуму. Но в целом получилось так, что сокурсники меня не сразу узнали. И рассматривали так, словно и не проучилась я с ними несколько лет подряд. И Славик тоже, кстати, как-то особенно на меня поглядывал, а потом, когда я уже собралась домой, догнал и предложил подвезти!
Из его автомобиля я вышла возле чужого дома – стыдно было показывать Славику ту ужасную пятиэтажку, в которой я жила.
В тот вечер и началась наша дружба, которая очень скоро переросла в нечто более серьезное. Этот парень оказался совсем не таким, каким я видела его еще несколько месяцев назад: несмотря на все свои брендовые шмотки, на собственную, купленную родителями квартиру и все те возможности, о которых я и мечтать не могла, Славик вовсе не был заносчивым. Наверно, он предполагал, что я живу гораздо скромнее его (не заметить это было невозможно), но был просто образцом деликатности. Он ни разу не дал мне почувствовать то, насколько моя ступенька на социальной лестнице ниже, чем та, на которой так уверенно стоял он.
Увы, мое счастье было недолгим: очень скоро одна из моих одногруппниц все-таки увидела меня с тряпкой в чужом подъезде и рассказала об этом всему институту. Надо мной смеялись (хотя, что смешного в том, что человек работает?) Я же чувствовала себя так ужасно, что хотелось просто провалиться сквозь землю.
Чтобы оказаться как можно дальше от всего этого, я просто подала в деканат заявление на академку. Пройдет год, думала я, тогда и вернусь в институт, а пока будет лучше, если об этой истории забудут, как можно быстрее. И Славик, как мне казалось, тоже должен меня забыть – теперь, когда он узнал, что я всего лишь дочка двух безнадежных алкоголиков.
А еще через некоторое время я поняла, что жду ребенка.
Все это месяцы я была до ужаса одинока. Мне даже не с кем было поделиться своими переживаниями, все приходилось преодолевать самой. И только по ночам я могла хотя бы выплакаться, чтобы утром начать все с начала.
Родители и понятия не имели обо всех этих событиях моей жизни. Они продолжали спиваться, забирали у меня деньги. Однажды, когда отец, требуя на очередную опохмелку, ударил меня по лицу, я поняла, что из родительского дома нужно бежать.
Меня приютила мамина лучшая подруга. Только она знала, что со мной творится, только ей я могла рассказать все, без утайки. Когда я переехала к ней, мне стало как-то легче – даже, несмотря на то, что все испытания (и роды в том числе) были еще впереди.
Эта мамина подруга провожала меня в роддом. И ей – а не родной матери – позвонила я, когда наш со Славиком сын появился на свет.
Малыш был похож на маленького ангелочка, и я была так счастлива тем, что он у меня есть, что все остальное как-то само собой отошло на второй план. Меня больше не волновали ни пьющие родители, ни то, что говорили обо мне в институте. У меня был Илюшка, и это было самым главным.
А потом – совершенно неожиданно – пришло сообщение от Славика. Он просил разрешения быть вместе с нами, писал, что любит меня.
Как раз на следующий день нас с Илюшкой выписывали из родильного дома. Я стояла с сыном на руках перед входной дверью и боялась ее открыть – знала, что за дверью меня ожидает мой любимый – тот, с кем я (вот глупая!) хотела навсегда порвать, тот с кем я могла бы – если бы не оборвала все так резко – быть счастливой все предыдущие месяцы.
Но вот, я, наконец, решилась – вышла. Радостный, нежный, полный любви взгляд Славика развеял все мои сомнения. Он решительно и нежно взял на руки нашего с ним сына…
